В интервью Алишер Хасанов, серийный предприниматель, продакт, ментор, консультант и лектор рассказал о том, почему не любит быть правым, зачем нужно развивать EdTech и кто его вдохновляет
– Ты известен своими радикальными методами изменения мышления у предпринимателей. Какие самые распространенные заблуждения ты видишь у предпринимателей и как помогаешь им “пересобирать” себя?
– Смотри, первое, наверное, что хочу отметить, это предпринимательство в разных фильмах имеет свою какую-то национальную агрессию. Где-то есть поколения, которые, особенно говоря о Советском Союзе, считают, что предпринимательство плохо. Это связано с «комплексом больших денег» и с тем, что людей, которые занимаются куплей-продажей, просто называют торговцами. В Советском Союзе было очень предвзятое отношение к тому человеку, который занимался коммерцией. И предпринимательство было каким-то теневым, теневой деятельностью, которая не считалась ценной самой по себе. Для более позднего поколения Советского союза предпринимательство стало модным, но из-за ауры «богатства и успеха» многие потеряли понимание, предпринимательство — это тяжелый труд и думали, что это дается легко. Прослеживается какая-то лень и желание быстро стать успешным. Не хватает терпения, упорства у более позднего молодого поколения. У них ощущение, что предпринимательство дано всем или очень доступно, просто и легко. Возможно, это из-за того, что у каждого есть инструменты, как создать блог, как будто этот шаблон можно использовать в предпринимательстве и стать успешным. Обесценивается именно то, что нужно глубоко разбираться в какой-либо предметной области. Люди прыгают в эту историю, не углубляясь в этот вопрос. Например, недавно встретил 22-летнего студента, который хочет создать маркетплейс для юридических услуг. Спрашиваю: «Понимаешь ли, как это работает? Где видел такое?» А он даже не задумывался. Просто идет на поводу у тренда, не анализируя, почему в Казахстане уже провалились десятки похожих стартапов. Люди повторяют одни и те же ошибки, даже не пытаясь учиться на чужих.
Вот если очень коротко согласен, что предпринимательство это не для всех. Абсолютно. Я не считаю, что предпринимательство — это путь для всех. Это исчезающий вид. В мире всего около 4 миллионов предпринимателей на 9 миллиардов населения. Это реальный «Красный список».
– Ты очень хорошо разбираешься в людях, но бывали ли такие случаи, когда ты, в хорошем смысле, ошибся в человеке? Был ли человек, про которого ты думал, что он не справится, но тот смог доказать обратное?
— Я очень не люблю быть правым. Я всегда, когда смотрю на человека, анализирую ситуацию, читаю его возможности или его психотипы. Я хотел бы чаще ошибаться. Ошибаться в том, что я читаю или вижу с точки зрения анализа или наблюдения за трендами. Хотел бы чаще ошибаться, но у меня это со временем все меньше и меньше происходит. К сожалению, чаще приходится говорить очень такую неприятную фразу «Я же говорил». Она — бесполезная, потому что ничему не учит. Я, конечно же, встречал людей, которые что-то доказывали или что-то меняли. Но таких примеров, к сожалению, безумно мало. Безумно мало.
– Есть ли что-то, что женщины-предприниматели делают лучше, чем мужчины?
– Прежде чем сравнивать, важно отметить: любая женщина, которая занимается предпринимательством — уже делает нечто выдающееся. Она решается на сложную задачу, которую большинство просто не берёт на себя. Поэтому я бы сказал, что женщина, которая предпринимает, уже делает это лучше, чем любой человек — вне зависимости от пола — который ничего не предпринимает.
Если говорить с позиции феминистического сравнения «кто лучше» — я видел и решительных девушек, и нерешительных парней. И наоборот. Это не вопрос пола — это вопрос воли и готовности идти в непростые процессы.
Особого уважения достойны женщины, которые одновременно и предприниматели, и матери. Это требует невероятного баланса. Такие женщины точно лучше управляют своим временем, вниманием, умеют быть мягкими там, где нужно, и жёсткими, когда это необходимо. Это выдающееся сочетание.
– Ты задаешь этот вопрос всем, с кем работаешь. Задаю его тебе.
“Зачем ты этим всем занимаешься”?
В 2014 я открыл собственный стартап. А затем примерно три месяца проживал такой период, я его называю самый черный период в своей жизни. Много раз пробовал вспомнить, что со мной происходило, но практически ничего не помню. Знаю только одно, я продолжал заниматься бегом. Я много раз уже говорил, что бег меня спас.
Этот период для меня был тяжелый и когда я из него вышел, встретил большое количество предпринимателей, которые повторяли все то, что я уже прошел. Наступили на те же грабли, и с высокой вероятностью попали бы в то же самое состояние. Сначала я хотел просто их остановить от этого, чтобы они нашли «более дешевый способ». Ошибаться — это нормально, даже полезно. Но есть ошибки, которые могут убить бизнес или выжать из предпринимателя все силы. Такие провалы я называю смертельными. Главное — ошибаться быстро и дешево, а не ставить на кон всё. Если человек раз за разом идет на неоправданные риски, это вредит и ему, и его делу. Когда-то моей задачей было просто предостерегать людей от таких фатальных ошибок. И это работало — я видел, как мои советы спасали компании и предпринимателей. Но потом я понял: помогать по одному — слишком медленно. Даже если тратить час на каждого, за день получится охватить максимум 24 человека. Это не масштабируется. Нужен другой подход — такой, чтобы влиять на большее число людей. Ведь вокруг каждого предпринимателя есть команда, а у каждого сотрудника — своя семья. Изменяя бизнес, мы меняем жизни сотрудников, а через них — города и целые страны.
Поэтому я решил идти глубже: помогать компаниям → менять города → влиять на страну → а в итоге — и на мир. Всё начинается с малого.
– Почему, по твоему мнению, 90% стартапов терпят неудачу?
– Причин много, и этот вопрос поднимается часто. Основное — отрыв от реальности и потребителя. Люди делают продукт, не сталкиваясь с настоящей потребностью. Или слишком увлекаются идеей, забывая проверить, нужна ли она рынку.
Ещё одна причина — время и контекст. Идея может быть отличной, но если рынок не готов, она провалится. Также — неправильный фокус: попытка решить слишком много задач сразу. Нужна концентрация на одной ключевой проблеме.
Есть принцип First things matter — сначала нужно глубоко разобраться, что именно ты решаешь, почему, и как это можно сделать в 10 раз лучше. Без этого стартап не выживет.
– Ты рассказывал в интервью, что мечтаешь создать такую компанию, которая будет коммуницировать и с государством, и с представителями бизнеса, то есть создать некую экосистему, в которой реализованы ценности каждого из них. Все еще придерживаешься этому?
– Я последовательно двигаюсь к созданию такой возможности, но, как уже говорил, это не краткосрочная задача. Её не решить в одно мгновение. Это не та история, где можно быстро повлиять или получить моментальные результаты.
Всё как с рождением ребёнка — нужно 9 месяцев, и этот срок не сократить. Точно так же формирование компании или становление предпринимателя в среднем занимает около 7 лет.
Именно на таком долгосрочном уровне можно по-настоящему глубоко влиять на предпринимателя, чтобы он… как бы это назвать… «созрел». Не хочу говорить major, но смысл в том, чтобы он стал зрелым — по-настоящему зрелым предпринимателем, способным влиять на других и действовать самостоятельно.
Я часто называю свою работу «временным костылём» — я тот, на кого предприниматель может опереться какое-то время, а потом учится ходить сам.
– К тебе по-разному относятся, кто-то ненавидит, кто-то любит. Как воспринимаешь такое разное отношение к себе?
– «Личная неприязнь… если говорить про личную неприязнь — это нормально. Я же, в конце концов, не стодолларовая купюра, чтобы всем нравиться. Даже люди, которые в целом хорошо обо мне отзываются — я уверен, они не во всём со мной согласны.
Но изменения с людьми происходят именно тогда, когда им что-то не нравится. Когда они встречают сопротивление. Когда получают обратную связь от реальности. Или видят альтернативную точку зрения, которая вызывает у них сильную реакцию — неприятие, возбуждение, злость.
Те, кто высказывается негативно, зачастую просто сталкиваются с правдой. И это их первая реакция. Но у меня большая выборка за много лет работы — и я могу сказать: люди, которые сначала меня ненавидели, через год, два, три, а некоторые и через семь лет, возвращались с благодарностью.
Меня не беспокоит, что человек чувствует в моменте. Меня волнует другое — произойдут ли в нём те изменения, которые я как зерно закладываю, когда мы взаимодействуем. У всех разная скорость: кто-то понимает сразу, кому-то нужен год, а некоторым — все десять лет. Когда спрашиваешь у людей, что они обо мне думают — в моменте можно получить что угодно: и негатив, и позитив. Но меня не волнует эта «моментальная» обратная связь. Мне важно только одно — будут ли реальные изменения в перспективе.»
— Это значит, что недостаточно просто выслушать, нужно на практике реализовать полученную обратную связь?
– Да-да-да, мы можем на словах говорить, что готовы, но когда реально сталкиваемся с этим — нам некомфортно, неприятно. Вот буквально вчера (или позавчера) общался с одним предпринимателем. Мы с ним работаем уже 2 года, и он мне говорит: «Я в последнее время не могу с тобой регулярно разговаривать». Я спрашиваю: «Что случилось? Почему избегаешь?» А он: «Ты знаешь… Я перед тобой не выполнил определённые обязательства, и мне некомфортно, поэтому я к тебе не прихожу».
Я на него так посмотрел и говорю: «Слушай, а когда ты ко мне приходил за комфортом? Ну в смысле, когда было такое, чтобы мы с тобой так комфортно разговаривали? Или чтобы у нас что-то комфортно происходило?» Понимаешь, в нашей с тобой коммуникации нет ничего комфортного. Я, условно говоря, не СПА, не хамам, не баня, не массажист, который может тебе сделать комфортно. Я вообще не этим занимаюсь. И когда ты ко мне приходишь — забудь слово «комфорт». Ты приходишь за дискомфортом. Я вообще в принципе не очень комфортный человек. Потому что моя работа — ну как бы… не больно делать людям, а наоборот… Представь: ты поднимаешь тяжелую штангу, мышцы потом болят в тренировочном зале. Вот у меня примерно такая работа. Просто она нацелена на другое.
Она нацелена на мозги, которые начинают развиваться. Она нацелена на твои ощущения, на мышление. Потому что меняется в тебе что-то. Тебе больно. Больно. Больно.»
– Какие свои качества считаешь неприятными для окружающих?
– Честно говоря, я не считаю себя приятным человеком. Во мне уже слишком многое сформировалось — определённые взгляды, ощущения. Поэтому я себе не нравлюсь, особенно когда надолго застреваю в одном убеждении или перестаю учиться новому.
Я часто говорю: мне не нравится быть правым. Наоборот, я хочу чаще ошибаться. Иначе я закостенею. Стану консервативным. Перестану развиваться. Для меня важно сохранять любопытство, оставаться заинтересованным, чувствовать себя незнающим, продолжать ошибаться. Самое страшное — когда ты бросаешь монетку и она всегда падает одинаково. Ты начинаешь думать, что так будет вечно. Это ужасное ощущение! Ты застываешь, превращаешься в статую, теряется гибкость. Перестаёшь пересматривать свои действия, не трансформируешься.
– Ты умеешь менять других, ломать в них старое. А кто или что однажды ‘сломал’ тебя, чтобы ты стал собой?
– Это жизненная ситуация, человеческий опыт. Смотри, предприниматели… если немного изучить их путь — все они, особенно взять тех же Илона Маска, Стива Джобса — в их биографиях ты увидишь много травм. Именно детских травм, не просто каких-то сложностей в развитии.
Так вот: нет ни одного человека, добившегося чего-то значительного, кто не был бы травмирован. Все реальные изменения в этом мире сделаны травмированными людьми. Нормальные люди ничего не меняют. У меня само детство было непростым — это раз. Во-вторых, условия взросления были тяжелыми. Я редко об этом говорю, но меня действительно многое ломало — я очень рано начал выживать, делать то, что обычные люди не делают.
И это меня сформировало. Со мной происходили вещи, которые меня буквально лепили. Конечно, люди тоже сыграли роль — их было много, этих людей-трансформаторов. Я мог бы назвать имена, но вам они ничего не скажут. Это были «мои» люди, которые, не задумываясь над этим, меняли меня.
Вот так и получилось — меня формировали события, люди и те самые травмы, которые в итоге сделали меня тем, кто я есть… Травмы, главную из которых я осознал только спустя годы.»
– Каким было твое детство? Как в непростых условиях ты смог сохранить в себе любопытство?
– Эти воспоминания могут быть неточными, потому что детство – неосознанный период, и мозг может какие-то моменты скрывать, он оставляет только то, что считает нужным. К счастью, я получил очень привилегированное образование. Я учился турецком лицее. В то время это было лучшее из доступного образования, которое можно было получить в моем городе. Обучение было на английском и турецком одновременно, поэтому я смог выучить два языка одновременно. Несмотря на мое детство, я закончил лицей, пошел учиться дальше, потому что я не хотел жить в тех условиях, которые меня окружали.
– Ты говоришь, что именно травма стала твоим источником трансформации. А как, работая с тобой, люди за короткое время меняют своё мышление и становятся лучшей версией себя?
– Уникальность моей травмы в том, что я читаю человека и понимаю, чего он на самом деле просит. Звучит странно, потому что это сложно объяснить. Но вот в чём дело: когда мы, люди, что-то просим или делаем, мы сами не всегда осознаём, но нашим телом, языком тела мы формулируем определённые запросы к окружению. И из-за того, что у меня есть этот навык — читать людей, — я часто вижу, зачем человек пришёл, и стараюсь дать ему это как можно быстрее. Поэтому всё происходит быстро. А ещё потому, что я делал это много раз… Не знаю, у меня была самая большая воронка в России за 5 лет работы. Через меня прошло очень много людей. Я много раз ошибался, но научился делать это довольно быстро. И из-за того, что у меня такая большая насмотренность (если можно так сказать) и огромный багаж работы, с каждым разом у меня получалось всё лучше и лучше.
– Люди часто от тебя выходят со слезами. Что ты ощущаешь в этот момент? Как реагируешь на чувствительные моменты?
– Для многих, когда я работаю, это выглядит как будто я играю роль. Я вхожу в определённое состояние, будто актёр на сцене — мне нужно показать то, зачем человек пришёл.
Это не значит, что я теряю человечность или становлюсь бесчувственным. Если человек плачет, я не сажусь рядом рыдать — так я помешаю ему получить то, что ему действительно нужно от нашего взаимодействия. После такой «сцены» мне требуется время прийти в себя. Я отдаю огромное количество энергии. Мне нужно восстановиться, чтобы снова быть готовым «выйти на сцену». Слово «сцена» я использую специально — как метафору для понимания. Хотя на самом деле я не чувствую себя актёром, просто такова моя работа.
– Ты меняешь людей вокруг, а кто способен повлиять на изменения в тебе?
– Есть, на мой взгляд, распространённое заблуждение, будто родители воспитывают детей. Я же убеждён — всё наоборот. Это дети воспитывают родителей. Мои собственные дети меняют меня. Почему? Во-первых, дети — это я 40 лет назад. Встречаясь с их поведением, я снова учусь, начинаю лучше принимать себя. Они воспитывают меня больше, чем я их. Во-вторых, каждый предприниматель, с которым я работаю, несмотря на то что я их меняю, тоже меняет меня. Я у них подсматриваю, учусь, получаю энергию. Отдавая, я неизбежно получаю — и негатив, и позитив.
Было бы странно думать, что я в вакууме, который фильтрует влияния. Нет, я как губка — всё впитываю. Разные люди вокруг влияют на меня с разной силой.
Мозг берёт всё это, берёт, берёт… Нейронные сети учатся, учатся, учатся. Вот вам и ответ.
– Кто из людей тебя вдохновляет? И почему?
– Могу назвать десятки имён — от Наваля до Аристотеля, от Рика Рубина до Джонни Айва. Это могут быть предприниматели, дизайнеры, мыслители, спортсмены.
Но важнее не список. Вдохновение может прийти от любого человека — будь то коллега, бывший наставник или кто-то, о ком ты читаешь в книге. Нужно быть любопытным и уметь видеть ценное в людях, учиться у них, даже если они далеки от твоей профессии.
Я вдохновлялся коллегами из Яндекса, предпринимателями, с которыми работал, публичными личностями, которых никогда не встречал. Мы учимся у людей — через их действия, мышление, подход.
– Ты работал в России, в Турции, в ОАЭ, в Австралии, в Великобритании, в Казахстане. Какой рынок был для самым сложным, каким самым перспективным?
– Каждый рынок, который мне приходилось или удавалось ‘изобрести’… Я же говорю, что быть человеком с предвзятыми точками зрения — это как полный стакан, в который уже ничего не добавишь. Лучше держать его хотя бы наполовину пустым.
И каждый рынок для меня — это возможность чему-то научиться. На каждом были… не знаю… открытия или уникальные ситуации, где я удивлялся. Для меня это важнее, чем быть успешным на каждом рынке.
В Казахстане я… да, третий год. Но я не называю это «я в Казахстане». Я вынужден передвигаться по другим регионам Центральной Азии. Плюс я ведь работаю со многими компаниями не только в Казахстане, причём одновременно. Хотя физически нахожусь в Казахстане последние три года.
Как долго это продлится — не знаю. Я вообще перестал загадывать. Когда-то думал, что моя база — это Москва. Но теперь понял: мир стал другим. Есть какая-то точка, где ты находишься сейчас, а что будет дальше – неизвестно.
– Как ты определяешь, что стартап готов к международному рынку?
– Я не оцениваю стартапы по критерию «готов/не готов». Я смотрю на рынки, культурные особенности, экономику, демографию — и думаю, где возможен product-market fit.
Важно не просто «выходить» на рынок, а сначала тестировать гипотезу: подойдёт ли продукт новому рынку, будет ли принят? Это всегда вопрос контекста и гипотезы, а не готовности.
Ошибка, которую совершают многие: они «вставляют квадратик в круглое отверстие» — несут старое мышление и модели на новые рынки, где они не работают. Я написал об этом целую статью. И главный вывод — думай не о готовности, а о соответствии продукта новому контексту.
– Кажется, что в Казахстане появляется всё больше ярких проектов. Ты видишь в этом реальный потенциал для роста?
– Казахстанский рынок действительно развивается. Экономика стабилизируется — это раз. Здесь уже есть успешные основатели и яркие компании с интересными историями. Пока я могу с ними работать и выстраивать эффективное взаимодействие. Что будет дальше — пока не знаю. Но уверен, будут появляться новые талантливые предприниматели и проекты — в мире, в Центральной Азии.
Здесь действительно особенные люди — талантливая молодежь с нестандартным мышлением и большими амбициями. Амбиции в этом регионе всегда были высокими — мы живем в условиях ограниченных ресурсов, привыкли находить решения вопреки обстоятельствам. Именно поэтому Центральная Азия для меня — как большая мастерская, где среди множества камней можно отыскать настоящие алмазы.
– Какими казахстанскими стартапами вдохновляешься?
Я не вдохновляюсь стартапами.
– А что бы все-таки выделил?
– Давай объясню по-своему, что для меня действительно ценно. Меня вдохновляют не бизнес-модели, а сами создатели и их цели — те, кто меняет реальность в разных сферах, решает острые проблемы нашего общества. Причём делают это по-настоящему уникально, прогрессивно. Вот что зажигает меня.
Конкретные компании называть не стану — принципиально. Не хочу, чтобы после моего интервью люди думали: «Раз он выделил — значит важно». Нет, я помогаю множеству бизнесов и их основателям параллельно. Все достойны шанса, просто двигаются в разном темпе.
Но вот что скажу точно: первое место у меня занимают проекты для детей. Образование, развитие, улучшение условий — всё, что даёт детям тот самый социальный и экономический лифт.
Знаете, есть понятие «экзоскелет». Это когда ты буквально надеваешь на человека новые возможности. Или термин augmenting the human being — усиление человека. Вот что для меня главное: всё, что улучшает жизнь человека, особенно ребёнка. Это мой приоритет
– Интересно. Как думаешь, каких стартапов не хватает в Казахстане?
– Я писал про то, что в Центральной Азии есть страны с очень высокой рождаемостью. Это приводит к большой нехватки очень большого количества субъектов инфраструктуры, например, школ, детских садов, учителей, методов обучения, методов доставки какой-либо информации или логистики передвижения детей
То есть там, где высокая рождаемость, вокруг детей и их родителей не хватает огромного количества инфраструктурных и системных, экосистемных решений, которые позволяют детям в ускоренном режиме развиваться.
У нас жизнь это 100 лет, из которых 15 лет, к сожалению, ребенок сидит за партой и использует методы обучения, которые придуманы 200-500 лет назад. Древние методы, которые не менялись много лет, и мы заставляем своих детей идти в школу или детский сад к людям, которые устарели с точки зрения своего поколения. Добавим сюда плохое оснащение, древние здания, которые обветшали уже давно.
Мы продолжаем держать детей в этой архаичной системе 15 долгих лет, и тем самым тормозим развитие всего мира. Колоссальные ресурсы уходят на поддержание устаревшей модели, которую никто не спешит менять. Возьмите современных инвесторов — их интересуют в основном ресурсные проекты, финтех или другие модные направления. Да, это важные сферы, но я всё реже встречаю инвесторов, которые по-настоящему понимают значение образовательных технологий.
А ведь EdTech — это область, где любая грамотно реализованная идея может произвести революцию. Дети с радостью приняли бы перемены, если бы им предложили освоить школьную программу за 2 года вместо 15. Они быстрее достигали бы своих целей и чувствовали себя прекрасно.
Но мы почему-то упорно считаем, что программированием можно заниматься только с 18 лет. Что для решения космических задач обязательно нужно окончить университет. У нас странное убеждение, будто дети не способны осмысливать сложные концепции — хотя на самом деле они часто превосходят нас, взрослых, в способности к обучению
– Такая ситуация происходит только в Центральной Азии или во всем мире?
– Образовательная система застряла в прошлом — её основы заложены ещё в XVIII-XIX веках. Дети до сих пор сидят за партами перед учителями, которые часто оторваны от реального мира. Их методы устарели: скучные лекции не могут конкурировать с 30-секундными роликами в TikTok.
Нет вовлечения. Проблема в подходе. Когда знания подаются сухо, без объяснения их практической ценности — зачем нужна математика, как химия работает в реальной жизни, — дети теряют интерес.
Мы не пробуждаем в них любопытство. А именно оно — ключ к знаниям. Но если показывать связь науки с повседневностью, объяснять на живых примерах, обучение становится увлекательным и эффективным. На такое осмысленное образование не нужно тратить 10 лет, потому что дети усваивают знания гораздо быстрее, когда видят их практическое применение.
– Экспертность сегодня — тренд. Но где граница между настоящими знаниями и инфоцыганством? Стоит ли разоблачать таких “экспертов” или рынок сам всё отсеет?
– Зачем их разоблачать? Я объясню сейчас. У нас есть инструмент, который называется рыночная экономика. Чем больше мы с чем-то боремся, с попытками условных предпринимателей зарабатывать деньги, тем больше мы ухудшаем ситуацию. Не нужно бороться. Нужно делать лучше, развивать, приучать мыслить критически. Пока общество неграмотно — оно будет покупать воздух. Я не собираюсь запрещать воздух. Я собираюсь учить людей дышать по-другому. Критическое мышление — наш единственный инструмент. Чем умнее человек, тем быстрее он поймет, где правда, а где шоу. Нужно не вводить сексуальное образование. Нужно учить думать. Критически мыслить. Если человек умеет мыслить — он сам разберется, стоит ли верить инфобизнесмену или покупать красную ниточку.
– Как предпринимателю перейти в творчество?
– Очень часто люди думают, что бизнес автоматически делает их творческими. Но как только ты выбираешь путь предпринимательства, ты начинаешь фокусироваться на задачах, которые могут быть вообще вне поля твоего интереса или изначального желания творить.
Предпринимательство требует от человека перехода к другим ролям: операционные процессы, финансы, найм, масштабирование. Это далеко от того, чтобы, например, просто готовить еду или делать вещи руками.
Поэтому человек должен сам решить: он хочет остаться в роли творца — и тогда найти тех, кто поможет с бизнес-частью. Или он берёт на себя бизнес-функции и учится новому, теряя часть ручного, творческого участия. Это не хорошо и не плохо — это выбор. Главное — понимать, что один человек не может делать всё. И если ты выбираешь творчество — бизнес кто-то другой должен построить.
– Раз уж мы коснулись темы творчества. У тебя очень яркий, нестандартный стиль в одежде. Расскажи, как ты к нему пришел?
– У меня в детстве была очень глубокая травма, связанная с внешним видом. Меня постоянно унижали за то, что я плохо одевался. В детстве я носил то, что мог достать, и это меня ужасно коробило. Надо мной постоянно издевались, постоянно. Я был единственным узбеком в русской школе. В классе меня травили за то, что я узбек. А когда я шёл из школы домой, меня били узбеки за то, что учусь в русском классе. Оказавшись между двух огней, я тогда дал себе слово: разберусь с внешним видом так, чтобы никто не мог сказать мне ничего плохого. Только хорошее. Я много занимался дизайном, долго этим жил. У меня есть правило: если хочешь стать дизайнером, сначала ответь на вопрос дизайна самого себя. У меня были самые разные прически, я много экспериментировал с внешностью. Это всё мои опыты, тренировка гибкости ума. Когда ты умеешь дизайнить не только окружение, но и себя — ты по-настоящему влияешь на мир вокруг.»
– Когда в последний раз чувствовал себя счастливым?
–Когда был в Ташкенте рядом с детьми, когда общался с человеком, которого давно не видел, то есть я получаю удовольствие от простых вещей. Я такой же человек, все у меня, как у всех.
— Последний вопрос. Топ-3 места в Алматы.
— Назову, наверное, Big Apple, Cafeteria и La Barca. А кофе варю дома на турке, самое лучшее для меня.
